Мы с ней иногда ходили куда-нибудь по вечерам. В кино. Всегда как друзья. Мне никогда не надо было ничего другого. В первый раз мне было важнее иметь подругу, чем мягкую задницу. И самое главное: ребятишки исчезли. Я бросил пить, помирился с женой.
Он замолкает, и я знаю почему. Я снова слышу шум приближающегося фантомного поезда. Реней Паркер, спасаясь от самой себя, была убита самым ужасным образом. Единственное, чего я до сих пор не знаю, — как ее смерть повлияла на людей вокруг нее.
Для Дона Роулингса это был момент, когда фортуна повернулась к нему спиной и отбросила его назад, во тьму. Туда, откуда к нему приходили убитые ребятишки.
— Мне позвонили в четыре утра. Не знал, о ком идет речь, пока туда не приехал. — Его глаза кажутся глазами призрака в тумане. Призрака, воющего, обреченного бродить вечно. — Он жег ее от души. Медики потом насчитали на ней более пятисот ожогов от сигарет. Полтыщи! И ни одного смертельного. — Его рука, лежащая на столе, дрожит. — Но худшее он сделал напоследок. Он разрезал ее, вынул некоторые органы и оставил их рядом с телом. Просто бросил на бетон, чтобы они гнили вместе с ней.
Тяжело вспоминать это ощущение. То, что я почувствовал, когда ее там увидел. Вот что я помню — это как один из полицейских в форме сказал, глядя вниз на нее: «А, я ее видел. Это стриптизерша, она работала в „Тендерлойне“. Великолепные сиськи». Ему достаточно было этих фактов. Он посмотрел на Реней, вспомнил ее сиськи и приклеил ей ярлык. Для него она была не человеческим существом, не умной молодой женщиной, которая пыталась направить свою жизнь по новому пути, а простой стриптизершей. — Он проводит пальцем по царапинам на столе. — Им пришлось оттаскивать меня от него. Но не в этом дело. Вы не поверите, этот гад несколько лет спустя достал ее досье, в пункте «профессия» замазал слово «официантка» и написал «стриптизерша/проститутка».
Я ужасаюсь. Роулингс это замечает и кивает:
— Можете мне поверить. — Вздох. — Короче, я не стал распространяться о моих с ней отношениях, поэтому мне поручили расследование. Я хотел поймать убийцу. Я должен был это сделать. Но он оказался хитрым. Никаких отпечатков пальцев, абсолютно ничего. Тогда еще не брали анализы на ДНК. — Он пожимает плечами. — Я пошел обычным путем, делал то, что обычно делается при отсутствии физических улик.
— Выяснили круг знакомств, — говорю я.
— Верно. В средней школе она познакомилась с парнем. Они пару недель встречались. Симпатичный, звали его Питер Коннолли. Но я с первого взгляда понял, что с ним не все в порядке. Он вел себя на допросе так, будто надо мной насмехался. Как будто он сумел что-то от меня скрыть. Мне пришло в голову показать его фотографию в том заведении, где она работала. И разумеется, многие его вспомнили. И приходил он всегда тогда, когда выступала Реней. Дальше — больше. Выяснилось, что у Питера небольшая проблема с наркотиками. И он посещал реабилитационный центр. Догадываетесь? В то же самое время и в том же месте, где была Реней. Я навострил уши. Как только я узнал, что он записался в колледж всего лишь через неделю после нее, я понял, что я нашел своего парня.
Он замолкает и долго ничего не говорит.
— Догадываюсь, что случилось потом, Дон, — мягко говорю я. — Никаких улик, верно? Вы не могли привязать его к убийству. Конечно, он бывал в клубе, в реабилитационном центре, в колледже. Но все это можно объяснить.
Он коротко и печально кивает:
— Именно. Мне хватило доказательств, чтобы получить ордер на обыск в его квартире. Но мы там ничего не обнаружили. Ни черта. И прошлое у него было чистое. — Он удрученно смотрит на меня: — Я знал, но ничего не мог доказать. Да и других убийств не было. Время шло, и он уехал. Я снова стал видеть эти сны. Иногда ребятишек, но чаще Реней.
Никто из присутствующих уже не чувствует превосходства над Доном Роулингсом. Мы знаем, что такие периоды бывают у всех. Когда не можешь согнуться, не сломавшись. Он уже не кажется нам жалким и слабым. Наоборот, мы видим в нем жертву.
Тот, кто сказал: «Время лечит», не был копом.
— Мы приехали, — говорю я в полной тишине, — потому что принцип действия преступника, которого мы разыскиваем, совпадает с «почерком» того, кто разделался с Реней Паркер. Он снова убивает. — Я наклоняюсь вперед. — Выслушав вас, я пришла к выводу, что ваш убийца и наш — одно и то же лицо.
Роулингс изучает меня с тщательностью человека, который боится снова обрести надежду.
— Вам больше повезло, чем мне?
— Что касается физических улик, то нет. Но мы нашли кое-что, и это вкупе с вашим подозреваемым двадцать пять лет назад может помочь раскрыть дело.
— Вы о чем?
Я рассказываю ему о Джеке-младшем и содержимом банки. С его лица исчезает безнадежность, появляется волнение.
— Вы хотите сказать, что этому типу внушили, будто он прапраправнук, или кто там еще, Джека Потрошителя, и что убивать он начал смолоду?
— Именно это я и хочу сказать.
Роулингс откидывается в кресле с потрясенным видом.
— О Господи, а ведь мне и в голову тогда не пришло поговорить с его мамашей! Папаша-то давно умер. — У Дона вид человека в шоке. Он берет себя в руки и стучит пальцем по папке: — Вся нужная информация здесь. Кто его мать, где она тогда жила.
— Тогда мы туда и отправимся, — говорю я.
— Так вы думаете… — Он глубоко вдыхает и поднимается на ноги. — Я знаю, что я сейчас произвожу плохое впечатление. Я старый пьяница, у меня все в прошлом. Но если вы позволите мне поехать с вами и взглянуть на его мать, обещаю, я вам не помешаю.