Обыденность этой фразы внушает мне надежду, но только на секунду.
— Кто-то отрубил псу лапы. Мне пришлось его усыпить.
Я стою, не в состоянии сказать ни слова. Голос Лео ломается. Так ломается о кирпич тонкая фарфоровая тарелка.
— Как можно было такое сделать, Смоуки? Я пришел домой, и он был там, в гостиной, он пытался… пытался… — От горя он задыхается, с трудом выталкивая из себя слова. — Пытался подползти ко мне. Везде кровь, и он издавал эти ужасные звуки… как будто маленький ребенок плачет. И смотрел на меня такими глазами… как будто боялся, что сделал что-то не так, как будто спрашивал: «Что я натворил? Я все исправлю, только скажи. Видишь, я хорошая собака».
По моему лицу текут слезы.
— Кто способен на такое?
Если он как следует подумает, то догадается. На самом деле он хочет сказать, что не может существовать человека, способного на такое.
— Джек-младший с приятелем, Лео. Вот кто.
Он ахает:
— Что?
— Они сделали это сами или наняли кого-то. Но это они.
Я чувствую, как он соображает.
— Они написали в этом послании…
— Да.
«Да, Лео, — продолжаю я мысленно. — Представляю, о чем ты сейчас думаешь. У тебя в голове крутится: „Мою собаку пытали из-за меня“. Ужасное ощущение вины».
Лео откашливается. Жалобный такой звук.
— Кто еще, Смоуки?
Я собираюсь с силами и рассказываю ему об Элайне и Джеймсе. Не слишком вдаваясь в подробности относительно болезни Элайны. Он долго молчит. Я жду.
— Со мной все будет в порядке, — говорит он.
Короткое заявление, вдобавок лживое. Но он хочет дать мне знать, что он понимает.
Я снова произношу фразу, которую уже начала ненавидеть:
— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.
— Ага.
Я отключаюсь и с минуту стою на кухне, приложив ладонь ко лбу. Не могу выбросить эту картинку из головы. Эти умоляющие глаза. «Что я натворил?..» И ответ ужасен, особенно потому, что собака умрет, так и не узнав правду.
Ничего. Он ничего не натворил, пес Лео.
— Они явно усиливают давление, — замечает Келли.
— Да, я хотела, чтоб ты знала. Будь осторожнее.
— Взаимно, лапонька.
— Не волнуйся.
Отключившись, я иду на кухню, сажусь за стол и кладу голову на руки. Сегодня самый плохой день за очень долгое время. Я чувствую себя разбитой, печальной и опустошенной. Еще я чувствую себя одинокой.
У Келли есть дочь, у Алана — Элайна. Кто есть у меня?
И я плачу. Сама себе кажусь глупой и слабой, но плачу, потому что не могу иначе. Причем плачу настолько долго, что начинаю злиться. Вытираю щеки ладонями и приказываю себе взбодриться.
«Дело в том, что это твоя собственная вина. Ты всех прогнала, когда тебе было больно, так что, если тебе нужно кого-то винить, вини себя».
Я чувствую, как накатывает гнев, меня это подстегивает. Глаза высыхают. Джек-младший и его приятель развлекаются тем, что портят жизнь членам моей семьи. Они влезают в их жизни и бьют по наиболее уязвимым местам.
— Они непременно сдохнут, — обещаю я пустому дому. И слегка улыбаюсь. Похоже, разговоры с самой собой у меня вошли в привычку после всех этих ужасных месяцев.
Значит, такая я теперь. И такой останусь. Во мне по-прежнему живет дракон, и я по-прежнему могу видеть темный поезд и стрелять из пистолета. Но во мне уже нет тех былых прямых линий и уверенности. У меня появилась новая черта: хрупкость. Она чужда мне, она мне не по душе, но такова правда.
Я поднимаюсь по лестнице в спальню: идти тяжело, кажется, будто на ногах цепи. Я так устала. Столько переживаний.
Я прохожу мимо маленького кабинета, который Мэтт устроил для нас, и что-то заставляет меня остановиться и заглянуть туда. Вижу свой компьютер, которым сто лет не пользовалась. Он покрыт пылью. А вдруг?
Я включаю компьютер и жду, когда он загрузится. Есть ли у меня связь с Интернетом? Я не помню, платила ли я за него. Я открываю поиск и вижу, что платила. На мгновение я откидываюсь назад в кресле и смотрю на окошко на экране — вход в мой почтовый ящик. Думаю.
Нажимаю дважды на мышку, и почтовый ящик открывается. Я колеблюсь, но все же нажимаю на кнопку «проверить почту». Вижу длинный список разных вещей, много мусора, я ведь так давно ничего не проверяла. Но вижу и то, что ожидала увидеть. Последнее послание, оно поступило час назад. Тема обозначена следующим образом: «Сколько стоит этот песик в витрине?»
В этот момент ненависть к Джеку-младшему придает мне сил.
Я открываю послание и читаю:
...Смоуки, дорогуша!
Я уверен, что к этому моменту вы уже поняли, что я человек, который держит слово. Келли Торн пришлось встретиться со своей дочерью, жена Алана Вашингтона теперь размышляет, когда она умрет. Бедняга Лео страдает по поводу несвоевременной кончины лучшего друга человека. Что же касается молодого Джеймса… Сейчас, когда я это пишу, я смотрю на Розу. Она несколько подпорчена, но вас бы удивила эффективность бальзамирующей жидкости, которой они пользуются при подготовке тел к погребению. Глаз уже нет, но волосы все еще прелестны. Не забудьте передать это Джеймсу от меня, договорились?
Я считаю, что жажда мести — наиболее эффективный способ заточки меча. Вы согласны? Если вы так не думали раньше, я уверен, что вы думаете так сейчас. Как вы все жаждете моей крови! Может быть, кто-то из вас видит сны на эту тему. Как я умоляю о пощаде, но не получаю прощения. И вы награждаете меня пулей в голову вместо тюремной камеры.
Но у любой монеты две стороны, и я хотел бы прояснить кое-что, если до вас до сих пор не дошло. Все, что для вас так дорого, находится под угрозой.