Томми мало о себе рассказывает. Я знаю, что он никогда не был женат. Я не знаю, много ли у него подружек или мало. Я понятия не имею, почему он ушел из секретной службы. Я пыталась что-то узнать о нем, но ничего не вышло, и я сочла неудобным проявлять настойчивость. Я знаю то, что мне знать необходимо. Он хорош в своем деле; у него есть сестра, которую он любит, и мать, которую он содержит. Это главное, в этом он весь. Но ничего не могу с собой поделать, мне интересно было бы узнать о нем то, что не на виду.
Он прерывает мои раздумья:
— «Жучков» нет. Да и зачем их сюда ставить? Гараж не то место, где ты проводишь много времени.
— Это верно.
— Ты в этой машине ездишь?
— Да.
Он подходит к моей машине и ложится на спину. Я смотрю, как он залезает под машину.
— Нашел. Очень модерновый. — Он выползает из-под машины. — С таким «жучком» и хорошим техническим обеспечением они могут следить за тобой с помощью лэптопа. Полагаю, ты пока не хочешь его трогать.
— Я не хочу, чтобы они знали, что я знаю о его существовании. Когда ты будешь за мной ездить, ты, возможно, сможешь заметить одного из них.
— Верно. Ты говорила, они побывали в твоем доме?
— Да. Я поменяла замки.
— Но они могли установить «жучки» раньше. Ты хочешь, чтобы я их поискал? Это может занять несколько часов.
— Если они есть, я хочу знать, где они установлены. Но пусть они остаются на старых местах.
Он поднимает рюкзак:
— Тогда веди меня в дом.
Сначала Томми проверяет мой сотовый телефон. Затем принимается за комнаты. Я звоню членам своей команды.
— Ты проверил списки подписчиков, Джеймс?
— Пока нет. Пока мы связываемся с владельцами разных компаний.
— Продолжай в том же духе.
Он молча вешает трубку. Козел.
Келли находится в лаборатории вместе с Джином, который, верный своему слову, ускоренно проводит анализы на ДНК.
— Он делает все возможное, Смоуки. Некоторых вытащил из постели. Наш Джин — товарищ решительный.
— Его можно понять.
— Верно. Мне безразлично, как она зарабатывала деньги, лапонька. Она была молода. Вполне могла потом измениться, найти себе другую профессию. Он лишил ее всех возможностей.
— Я знаю, Келли. Именно поэтому мы должны достать его. Ты там продолжай и, если сможешь, найди возможность выспаться.
— Ты тоже, Смоуки.
Алан — последний, кому я звоню. Я сообщаю, что Бонни и сегодня у него дома.
— Конечно, какие проблемы, — говорит он. Молчит. — На следующей неделе она начинает делать химию.
Снова в горле возникает комок. Уже привычная реакция на неприятности.
— Все обойдется, Алан.
— Стакан наполовину полон, так?
— Именно.
— Спокойной ночи. — Он вешает трубку, а я продолжаю смотреть на телефон.
Хотя Томми ходит по дому, мне кажется, что вокруг тихо и пусто. Я начинаю скучать по Бонни. Обстоятельства, приведшие ее в мой дом, ужасны, и если бы я могла что-то изменить, обязательно изменила бы. Но правда остается правдой. Я по ней скучаю.
Я сознаю, что стремлюсь решить это дело не только для того, чтобы убрать Джека-младшего и иже с ним с лица земли. Я хочу создать для Бонни настоящий дом. Я думаю о будущем и жду его. Я не делала этого с того дня, когда убила Джозефа Сэндса.
Томми бродит по дому. Я включаю телевизор в гостиной и устраиваюсь напротив. Надо же чем-то занять себя в ожидании будущего.
Мне двенадцать лет. Лето. Прекрасное лето. Мой отец жив, и я не имею ни малейшего понятия, что он умрет раньше, чем мне исполнится двадцать один год. Мы на пляже Зума, сидим на жарком солнце. Я чувствую, как холодные капли океанской воды испаряются с моей кожи, слизываю соль с губ. Я молода, я на пляже, и мой отец меня любит.
Совершенно идеальный момент.
Отец смотрит в небо. Я бросаю на него взгляд и вижу, что он улыбается и качает головой.
— Ты что, папа?
— Думаю вот, каким разным бывает солнце, радость моя. В каждом месте свое собственное солнце, ты это знаешь?
— Правда?
— Угу. Есть солнце Канзаса, солнце пшеничных полей. Есть солнце Бангора на Майне, оно проглядывает сквозь серые облака, освещает серое небо. Есть флоридское солнце, похожее на расплавленное золото. — Он поворачивается ко мне. — Но больше всего мне нравится калифорнийское солнце. Сухое, жаркое, в безоблачном, синем-синем небе. Как сегодня. Оно говорит: «Все еще только начинается, скоро случится что-то необыкновенное». Он поднимает голову к небу. Закрывает глаза и позволяет солнцу, которое он очень любит, нагревать ему лицо, в то время как легкий морской бриз лохматит ему волосы. Это был первый раз, когда я подумала: «Насколько же красив мой отец».
В то время я не совсем понимала, о чем он говорит, но это не имело значения. Зато я понимала, что он делится со мной чем-то сокровенным, потому что любит меня.
Когда я думаю об отце, о его сути, я вспоминаю тот день.
Мой отец был удивительным человеком. Мама умерла, когда мне было десять лет. Он тогда пошатнулся, но не упал. Никогда не оставлял меня наедине с самой собой, хотя очень горевал. Единственное, в чем я никогда не сомневалась в любых обстоятельствах, — это в том, что отец меня любит.
Я просыпаюсь от прикосновения и резко скатываюсь с дивана, одновременно выхватывая пистолет. Еще не успев открыть глаза. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить: это Томми. Он вроде не напуган: просто стоит, опустив руки. Я убираю пистолет.
— Извини, — говорит он.
— Нет, это ты меня извини, Томми.
— Я закончил осмотр. Единственный «жучок», который мне удалось найти, установлен на твоем телефоне. Наверное, потому, что ты живешь одна. Если ты не разговариваешь сама с собой, телефон — единственное, что стоит прослушивать.