Человек из тени - Страница 96

Он отключается, но его слова долго пробирают меня до костей.

— Что, мать твою, с тобой творится? — спрашивает Джеймс.

Гнев в его голосе поражает меня, я теряю дар речи. «Почему он так себя ведет здесь и сейчас?» Я смотрю на него и поражаюсь ярости, бушующей в его глазах. Она исходит от него волнами.

— О чем ты? — недоумеваю я.

— Ты же, мать твою так, дразнила его. Не могла себе отказать. — Его слова полны яда. — Он преследует нас, а тебе требуется разозлить его побольше. Ты в своем репертуаре. Уверяешь нас, что мы непобедимы, и публике говоришь то же самое. Хотя на самом деле это полное дерьмо. — Он начинает говорить быстрее, слова догоняют друг друга.

Я только и могу, что смотреть на него.

— Что? Ты забыла? Не помнишь, как вылезла на телеэкран, когда мы пытались поймать Джозефа Сэндса? Говорила, какой он жалкий маленький урод, дразнила его, надеялась, что он проглотит наживку? — Он умолкает, глаза горят, голос почти переходит в рычание. — Ну, так он ее проглотил, так ведь? Проглотил и убил твою семью и едва не убил тебя. А теперь этот псих зациклился на идее поступить так же со всеми нами, а ты так ничему и не научилась! Кинан и Шантц мертвы, ты это понимаешь? Неужели Келли должна умереть, чтобы ты поняла? — Он наклоняется ко мне. — Что иногда, когда ты изображаешь из себя крутую, другие умирают? — Он делает паузу, и у меня впечатление, будто натянули резиновую ленту, перед тем как отпустить. Хрупкая тишина перед взрывом. И вот взрыв: — Разве ты не усвоила урок, потеряв мужа и дочь?

У меня отвисает челюсть и возникает страстное желание закатить ему пощечину. Не просто легко ударить по щеке. А заехать изо всей силы и с размаху. Чтобы зубы зашатались и кровь пошла из носа. Мне так хочется это сделать, что я даже ощущаю вкус крови во рту. Две вещи меня останавливают. Первое: выражение стыда в его глазах. Второе: реакция Бонни. Она стоит рядом с Джеймсом и сильно тянет его за руку.

— В чем дело? — спрашивает он.

У него такой вид, будто он в тумане.

Она жестом приказывает ему стать рядом с ней на колени. Я вся дрожу, наблюдая, как он выполняет ее приказ.

Она бьет его по щеке вместо меня, бьет изо всех сил. И хотя ей всего десять лет и она маленькая для своего возраста, звук пощечины звучит в комнате как удар хлыста.

Глаза Джеймса расширяются, рот округляется, он отшатывается и приземляется на пол. Я стою с открытым ртом. Бонни бросает на меня взгляд, кивает и возвращается к Элайне.

Все молчат. Я чувствую, как они огорчены. Джеймс медленно встает, прикладывает руку к щеке, в глазах стыд, боль и удивление.

Я хочу что-нибудь сказать, но тут с одной стороны в комнату врывается дочь Келли, а с другой появляется измученный, потный хирург. Я не знаю, к кому броситься навстречу, Мэрилин решает проблему за меня, она кидается к хирургу:

— Как? Что?!

— Сначала самое главное, — говорит усталый хирург. — Агент Торн жива.

— Слава Богу! — восклицает Элайна.

Мне хочется от облегчения упасть на колени. Но я не позволяю себе этого.

Хирург поднимает руку, прося тишины.

— Пуля прошла в непосредственной близости от сердца. Но не задела его. Слегка побродила и, задев позвоночник, угнездилась в верхней части левого плеча.

При слове «позвоночник» температура в комнате, кажется, понижается на пятьдесят градусов.

— Спинной нерв сам по себе не разорван. Но он немного поврежден. Кроме того, имеет место обильное внутреннее кровотечение.

— И какой окончательный диагноз, доктор? — спрашивает Джонс.

— Окончательный диагноз следующий: она потеряла много крови и получила серьезное ранение. Она все еще в критическом состоянии. Но стабильном. — Он делает паузу, вроде как ищет слова, чтобы выразить то, что собирается сказать. — Она все еще может умереть. Вряд ли, но опасность такая существует.

Следующий вопрос задает Мэрилин. Тот самый, которого мы все так страшимся.

— А повреждение позвоночника?..

— Я думаю, все обойдется. Но… — Он вздыхает. — Стопроцентной уверенности у нас нет. Всегда есть опасность паралича.

Мэрилин прижимает ладонь ко рту. Глаза полны слез.

Я нарушаю молчание:

— Спасибо, доктор.

Он устало кивает и уходит.

— Ох нет, о Господи… — стонет Мэрилин. — Не сейчас. Я только что ее обрела, я…

Я подхожу к ней, крепко обнимаю ее, и она дает волю слезам.

Мои собственные глаза сухи. Я сгибаюсь, но не ломаюсь.

48

Мы возвращаемся в офис, измочаленные и печальные. Элайна и Бонни отправились ко мне домой, поскольку дом Алана временно является местом преступления. Мэрилин осталась в больнице ждать новостей о состоянии Келли. Наш уход ее не смутил.

— Достаньте его, — вот и все, что она сказала.

Джеймс стоит и смотрит в окно. Старается не встречаться со мной глазами.

Мне хочется заползти в какую-нибудь дыру, свернуться калачиком и уснуть на год. Но я не могу себе этого позволить.

— Ты знаешь, что есть особенного в стрессовом состоянии, Джеймс? — спрашиваю я.

Он молчит. Я терпеливо жду отклика.

— Что? — наконец спрашивает он, глядя в окно.

— Стресс приводит к трещине шириной в волос. Она такая вначале, но потом она расползается, и в результате что-то ломается. — Я говорю спокойно, ни в чем его не обвиняю. — Ты этого хочешь, Джеймс? Чтобы я сломалась? Чтобы я сломалась и ветер унес меня прочь?

Он резко поворачивает голову:

— Что? Нет, я… — У него такой голос, будто его кто-то держит за горло. — Просто Келли… — Он сжимает кулаки, разжимает их, глубоко вдыхает. Берет себя в руки. Теперь он смотрит мне прямо в лицо. — Я не боюсь за себя, Смоуки. Я боюсь за Келли. Ты понимаешь?